Пламя затрещало. Вдалеке раздался вой, потом что-то вроде шакальего смеха.
— Меня зовут Шульд, Джек Шульд, — сказал охотник, протягивая руку для рукопожатия.
Пит перевернулся на бок и пожал руку нового знакомого. Как он и ожидал, пожатие оказалось энергичным — чувствовалось, что этот человек мог бы при желании расплющить его ладонь, но ограничился сдержанной демонстрацией своей силы.
Высвободив руку, Пит опять перевернулся на спину и занялся созерцанием небесной геометрии. Полыхнула падающая звезда. "И звезды небесные пали на землю, как смоковница, потрясаемая сильным ветром, роняет незрелые смоквы свои…" Как там дальше?.. Не припомнить.
— Тибор отправился в опасное Странствие, — продолжил Шульд. — И незадолго до этого высказал желание перейти в вашу религию.
— А вы, однако, неплохо осведомлены, — сухо заметил Пит Сэндз.
— Да, не буду скрывать, я хорошо осведомлен. Вам, христианам, туго приходится в наши дни. И даже один новообращенный важен для вас в таком крохотном селении, как Шарлоттсвилль. Верно?
— Не могу этого отрицать.
— Вот почему настоятель вашего прихода послал вас сопровождать калеку-пилигрима, чтобы с ним не дай бог не случилось чего плохого, пока он трудится на благо конкурирующей религии.
— Да, я действительно хочу отыскать его, чтобы оберегать от опасностей, подстерегающих в пути, — кивнул Пит.
— А как насчет предмета его поисков? Вам любопытен тот, чей портрет он подрядился написать?
— Ну, я не очень-то верю, что тот человек, которого обязался найти Тибор, все еще жив, — сказал Пит.
— Человек? — переспросил Шульд. — Как у вас язык поворачивается называть его человеком?
— В отличие от Служителей Гнева я нисколько не верю в его якобы божественную сущность.
— Я не о том, — сказал Шульд. — Меня просто удивило, что вы удостаиваете звания человека подонка, который лишил себя права принадлежности к роду человеческому. По сравнению с ним фашистский выродок Карл Эйхманн, убийца сотен тысяч евреев, был невинным ягненочком. Мы говорим о животном, которое повинно в истреблении почти всего населения нашей планеты.
— Я не могу отрицать сам факт, но не смею выносить оценку этому факту. Ведь я не знаю, каковы были исходные намерения и цели того, кого вы выводите за рамки рода человеческого.
— Вы посмотрите кругом. Результат его намерений налицо, куда ни глянь. В каждое мгновение и в любом месте мы теперь ощущаем плоды его "намерений". Короче, говоря о нем, деликатничать нелепо — это бесчеловечное чудовище.
Пит кивнул:
— Возможно. Если он вполне осознавал природу и нацеленность своих действий, тогда он, по-моему, был в то время неописуемым монстром.
— Давайте будем звать его подлинным именем — он Люфтойфель. Нас не поразит молния с неба, если мы выговорим это имя. В нашу эпоху на Земле нет ни одного живого существа, которое не испытывало бы всечасно, всеминутно боли — в той или иной форме. И источник всего этого неизбывного страдания — он Люфтойфель. Каждая капля в океане нынешних страданий и нынешнего отчаяния родилась по его вине. Он был проклят с той секунды, когда принял свое роковое решение.
— А я слышал, что охотники — просто наемники, у которых нет никаких убеждений.
— Что ж, это правда. Тут вы меня подловили. Ведь я охочусь не за Люфтойфелем, а совсем за другим. Пит сдержанно засмеялся, Шульд тоже хохотнул.
— Но самые счастливые времена, когда внутреннее желание и обстоятельства дивным образом совпадают, — сказал Шульд после короткого молчания.
— В таком случае зачем вы с таким остервенением ищете Тибора? Не улавливаю сути вашего последнего замечания.
— Животное очень осторожно, — сказал охотник. — Но я уверен, что оно не заподозрит в дурном беспомощного калеку.
— О-о, я начинаю кое-что понимать…
— Да. Я выведу калеку на него. Пусть Тибор сфотографирует его. А я позабочусь, чтоб эта фотография была предсмертной.
Пит поежился. Ситуация с каждым мгновением становилась все запутанней и непонятней. Но, может, все эти повороты и навороты ему, Питу, только на руку?
— Вы намерены сделать это быстро и чисто? — спросил он.
— Нет, — ответил Шульд. — Совсем наоборот. Мне строго приказано, чтоб это происходило и медленно и мучительно. Видите ли, мой наниматель — тайная всепланетная полиция, которая разыскивает Люфтойфеля на протяжении многих и многих лет именно для того, чтобы он умер самой медленной и самой мучительной смертью.
— Понимаю, — сказал Пит. — Лучше бы мне вовсе об этом не знать. Я до некоторой степени жалею, что услышал все это. Но лишь до некоторой степени.
— Я признался сознательно. Для меня проще, если кто-то из вас будет в курсе. Что касается Тибора, он много лет был Служителем Гнева, и не исключено, что их символы еще не до конца вырваны из его сердца. Вы же — из противоположного лагеря. Улавливаете, к чему я клоню?
— Вы хотите сказать, что я готов к сотрудничеству с вами?
— Да, именно это я имел в виду. Так вы готовы?
— Сомневаюсь, что я сумел бы остановить человека вроде вас. Даже если бы очень захотел.
— Вы уклонились от прямого ответа.
— Знаю.
"Мне бы, черт возьми, очень не помешало посоветоваться с достопочтенным отцом Абернати! Но сейчас с ним связаться никак нельзя. Да и не ответит он мне со всей откровенностью. Придется решать самому. Тибору надо помешать встретиться с Люфтойфелем. Должен же быть какой-то способ воспрепятствовать этой встрече. Со временем я что-нибудь придумаю — и позволю Шульду выполнить работу вместо себя. Итак, мне остается только один вариант ответа".